Помните старый анекдот: выходят двое из казино. Один
– в чем мать родила, на другом изо всей одежды – только трусы. Первый говорит
второму: «За что я тебя, Петрович, уважаю, так это за то, что ты всегда умеешь
вовремя остановиться!». А теперь выгляньте в окно, наверняка оттуда виден
какой-нибудь игровой автомат, из тех, в последнее время столь обильно
украсивших наши улицы, что и шагу ступить невозможно, чтобы не натолкнуться,
хотя бы взглядом, на очередного «безрукого бандита». Всмотритесь в эти
застывшие маски вместо лиц, сутками — сут-ка-ми! – окружающих однообразно
позвякивающие машины: похоже, ни выигрыш, ни проигрыш для них уже не имеют
решающего значения, единственный смысл существования этих растений – тупо, одну
за одной, опускать монетки в щель блудливо подмигивающего автомата, и, выполняя
ритуал, нажимать на кнопки. Опускать-нажимать, опускать-нажимать… Тут вы не
увидите бурлящих страстей, горящих глаз, широких жестов, разгульной удали.
Здесь не гуляют, не рискуют. Не играют даже. Здесь служат игре. Хотел,
было, написать это слово с большой буквы, но вовремя спохватился: это ведь не
величественная, овеянная легендами, воспетая писателями и поэтами рулетка, не
кости с шумными болельщиками вокруг, не элегантный Блэк Джек, это что-то
гнусновато-мелкое, специально адаптированное для беспризорных малолеток,
люмпенов и шпаны с неполным средним образованием (хотя, говорят, встречаются
там и по-настоящему любопытные экземпляры, вроде 70-летней старухи, раз за
разом по монетке скармливающей автоматам всю свою пенсию), способное, тем не
менее, превращаться из дурацкой игрушки в циничного и неумолимого игрока,
цепляющего людей, некогда обладавших мыслями, желаниями, какой-никакой волей,
на крючок рефлекса, комкающего их в один вязкий комок биомассы, и
лениво-методично, как мячиком об асфальт, как игрушкой йо-йо, поигрывающего их
заведенно движущимися конечностями: опустил-нажал, опустил-нажал…
Впрочем, эти биороботы – лишь наиболее заметные и
одновременно наиболее жалкие представители несметного числа игроков.
Глядя на них, можно четко и недвусмысленно припечатать ярлык диагноза: игра
давно и бесповоротно взяла их в оборот, теперь она сама играет ими. Но есть
ведь и другие, те, что, в отличие от безвольных и неотличимых одна от другой
человеческих оболочек, попавших в полон к «безруким бандитам», выглядят вполне
респектабельно, осмысленно выступают по телевизору, показываются на публике в
окружении подобострастной свиты… и, тем не менее, на поверку оказываются такими
же заложниками собственной игры. Не станем перечислять все возможные проявления
этой роковой страсти, поговорим о политике, пока не стерлись из памяти, не
померкли ощущения только-только отшумевшей кампании. Тем проще нам будет
практически наугад, словно карты из свежераспечатанной колоды, выдергивать
примеры в подтверждение выбранной темы.
Сразу оговорюсь, очень часто вообще трудно разобрать:
то ли иные политики с самого начала так увлекаются собственными забавами, что
чуть ли не мгновенно начинают принимать виртуальную реальность, существующую
исключительно в их голове, за настоящую жизнь (причем, только в таком виде
действительность и имеет, с их точки зрения, право на существование, если же
реальность отличается от их собственных умопостроений, что ж, тем хуже для
реальности, значит, она – не настоящая), то ли, по определению
П. Чаадаева, «с молоком кормилиц впитав всяческую неправду», они, каждый
раз, выходя на публику, врут столь самозабвенно, что даже прожженный циник,
слушая их и прекрасно осознавая цену этому высокопарному бреду, нет-нет, да
поежится в сомнении: «а черт его знает, может, оно и в самом деле так и есть, а
я просто придираюсь к словам…»
Еще совсем недавно у нас была популярна игра в Мессию
и Дважды Несудимого Проффесора. Причем, что любопытно, игра эта быстро
приобрела характер командной, со всеми положенными атрибутами: отличительными
цветами, фан-клубами, агрессивными болельщиками, основным и запасным составами,
обожествлением своих Капитанов и зоологической ненавистью ко всему, несущему на
себе символику соперника. Таким образом, фантазии, родившиеся в отдельных двух
головах, стремительно приобрели реальный смысл и значение для сотен тысяч, да
что там тысяч -- для десятков миллионов болельщиков, самозабвенно расширяющих
этот локальный фантазм до поистине вселенских размеров. И светлые образы их
кумиров-небожителей начали жить собственной, виртуальной же, жизнью,
подпитываемые нерассуждающей любовью фанов, готовых вплоть до рукопашной
доказывать непогрешимость своих лидеров. Одни, с пеной у рта, защищали каждый
шаг Пасечника, искренне поверившего в свое помазание свыше: «Його змусили! У
нього не було іншого виходу! Це було необхідно! Ви нічого не розумієте! Та який
ви після цього українець?!», и ничто – ни бесконечные предательства, ни сдачи
собственных ближайших соратников, ни явная ложь, ни патологическая
неспособность к последовательным и внятным действиям, ни фарисейство, ни, в
конце концов, просто дурной вкус, позволивший назначить собственную куму
министром культуры и, для придания веса и значимости ее несуществующим заслугам
перед Отечеством, осыпать ее званиями, наградами и регалиями, или самолично
выйти на сцену, где разевает рот под фонограмму безголосый траченный молью
павлин, почему-то называющий себя юным орлом, дабы осыпать того благодарностями
за вклад в сокровищницу украинской духовности – ничто из этого не способно было
поколебать пламенную веру его сторонников в Божественное происхождение и Высшее
предназначение Мессии. Болельщики же бело-голубой команды-соперницы с почти
зеркальной синхронностью отражали действия и аргументы оранжевого фан-клуба.
Пока их косноязычный Капитан Африка разрывался между библейскими экскурсами в
козловедение и лекциями по русской литературе, в которой походя открывал новые
имена, мотался в Первопрестольную за благословением к Главному Чекисту Всея
Руси и примерял в Северодонецке кепку московского градоначальника, которой тот
уже короновал его на царствование в Украине, группа поддержки с кулаками
бросалась на каждого, посмевшего посягнуть на их донецкое добро: «Ну и что, что
он шапки снимал, и сережки рвал из ушей, с кем не бывает по молодости! Да, он
бандит, но нам такой и нужен! Зато он Россию любит и его сам Путин
поддерживает!».
Увы, несмотря на показную христолюбивость обоих Викторов,
оба они напрочь забыли библейское «Будьте, как дети», и вместо того, чтобы
вовремя разъяснить сюсюкающей и заходящейся почти религиозным экстазом свите:
«Да нет же, ребята, это не конячка, это просто палочка», они вдруг сами
поверили, что раз и навсегда вросли в седло белого скакуна, несущего их к
победе над мировым злом – в первую очередь, разумеется, в лице их неправильно
расцвеченного противника. Более того, болезнь эта оказалась заразной, и уже
большие начальники, и начальнички поменьше, шишки среднего размера и совсем уж
крохотные прыщики, вдруг, из-за близости к трону, вообразившие себя
фурункулами, тоже уверовали, что если через слово поминать Майдан, поминутно
осенять себя подковой и красить в оранжевый цвет все, что под руку подвернется,
то народная любовь пребудет с ними вовеки, а джипы с кричащими номерами
«Так-1», «Так-2» и так далее, вплоть до «Так-100», вкупе с охранниками и
столичными борзописцами, не хуже подневольных провинциальных журналистов,
умеющими делать заказчику красиво, только берущими за это неизмеримо больше,
ныне и присно убедят втянувшуюся в ИХ игру биомассу, что все, что нужно для
полного счастья и всеобщего благоденствия -- лишь повторять давно известные
ритуальные движения: бросать в щель монетки и ждать, пока не зазвенит в ответ.
Ну, разве что монетки заменить избирательными бюллетенями, а вместо «безруких
бандитов» поставить урны…
Ан, не сработало! Вдруг, в одночасье, неожиданно
выяснилось, что игровые автоматы на месте, крупье по-прежнему мечут крапленые
карты, но, собственно, только они-то до сих пор и играют. А остальные живут. И
все это время лишь казались безликой и бесформенной массой.
Игра необходима ребенку, благодаря ей, он постигает
взрослую жизнь. Важно только, чтобы он видел границу между реальностью и ее имитацией,
не заигрывался. Прошлогодние игры не прошли для нас бесследно, мы, разделившись
на команды, поняли, что победа зависит от каждого из нас. А если тренер или
капитан не способны проложить четкий курс к победе… что ж, на них свет клином
не сошелся. И поэтому, дождавшись нужного момента, каждый из нас, уже всерьез,
не обращая внимания на тех, кто так и остался заложником своих игр, сделал,
может быть, и ошибочный, но свой собственный, осознанный выбор. И сразу все
стало на свои места.
Конечно, и сам Майдан, и год, прошедший после него,
ни для кого в Украине не прошли бесследно. Мы все стали другими. Каждый –
по-своему. Идеалы не утратили для нас ценность, просто мы поняли, что защищать
их нужно по-другому. Да, мы все еще раз убедились в том, что политика – это
игра. Жестокая и, чаще всего, грязная. Оставшись верными идеалам, мы, в
большинстве своем, перестали быть идеалистами. И потому, выбирая между двумя
оранжевыми Ю, между двумя разноцветными В, мы по
большей части руководствовались разумом, а не эмоциями. Страна сделала свой
выбор. И его причины задолго до 26 марта 2006 года сформулировал
знаменитый Джеймс Джордж Фрезер, всю свою жизнь посвятивший изучению того, как
из игр и сказок целых рас и народов возникала цивилизация. Он сказал: «В этом
мире, по-видимому, больше бед натворили честные глупцы на высоких постах, чем
умные мошенники. Хитрый мошенник, как только он удовлетворил честолюбие, не
преследует более никакой корыстной цели и может (что он часто и делает)
обратить свои способности, опыт и возможности на службу обществу. Многие из
тех, кто проявил менее всего щепетильности при захвате власти – будь это
желанная власть властью денег, политической властью или чем-то другим, —
употребили ее самым благодетельным образом. Коварный интриган, жестокий
победитель может кончить свой век мудрым и великодушным правителем,
оплакиваемым после смерти, вызывающим восхищение и похвалы потомства. Наиболее
значительные примеры тому – Юлий Цезарь и Октавиан Август. Величайшего бедствия
в истории Англии – разрыва с Америкой – могло бы не произойти, если бы король
Георг III (1760-1820) не был тупым, хоть и честным малым»
И что тут еще можно добавить?
|