ВТОРОЙ И ПЯТЫЙ

В этом мире, по-видимому, больше бед

натворили честные глупцы на высоких постах, чем умные мошенники.

Хитрый мошенник, как только он удовлетворил честолюбие,

не преследует более никакой корыстной цели и может

(что он часто и делает) обратить свои способности,

опыт и возможности на службу обществу.

Многие из тех, кто проявил менее всего щепетильности

при захвате власти – будь это желанная власть властью денег,

политической властью или чем-то другим, —

употребили ее самым благодетельным образом.

Коварный интриган, жестокий победитель

может кончить свой век мудрым и великодушным правителем,

оплакиваемым после смерти, вызывающим восхищение

и похвалы потомства. Наиболее значительные примеры тому –

Юлий Цезарь и Октавиан Август. Величайшего бедствия в истории Англии –

разрыва с Америкой – могло бы не произойти,

если бы король Георг III (1760-1820) не был тупым, хоть и честным малым

Джеймс Джордж Фрезер

Вы обратили внимание: в нашу жизнь вернулись политические анекдоты? Последний из понравившихся мне: по итогам правления третьего президента Украины второму решено присвоить звание «Герой Украины», а первого причислить к лику святых.

Впрочем, кому чего присваивать, они там сами разберутся, нас не спросят, вон, в орденоносцах уже и Суркисы с Ахметовым, и бабка Параска ходят, всем Виктор Андреевич награды лично вручил за заслуги перед Отечеством… Я о другом, я о порядковых числительных.

По моему глубокому убеждению, в истории, как в геометрии Лобачевского, далеко не всегда действуют обычные математические законы, и 2+1 не обязательно означают 3, а 3+1 не должно непременно равняться четырем. Загляните в любой школьный или институтский кабинет истории. Скорее всего, вы увидите там обширную галерею портретов украинских гетманов и пока еще коротенький рядок из фотографий наших президентов. Грушевский – из «раньшенных» времен и три новейших лидера независимой нации: Кравчук, Кучма, Ющенко. Так что Виктора Андреевича у нас принято считать то третьим, то четвертым президентом Украины. И вот как раз с этим-то очевидным, на первый взгляд, фактом, я и позволю себе не согласиться. То есть, если до недавнего времени, у меня, хотя и возникали определенные сомнения в точности подсчетов, окончательной уверенности все же не было, то после появления Универсала Национального Единства, получившего из уст Юлии Тимошенко ехидное название «Акт капитуляции помаранчевой команды», сомнения развеялись окончательно. Ибо этим – пятым – в нашей истории Универсалом Всенародный Гарант ясно и недвусмысленно показал: никакой он не Третий или Четвертый, а самый что ни на есть ВТОРОЙ. Второй – по значимости для истории Украины, по двусмысленности собственного – президентского – положения, и, главное, по духу — после Михаила Грушевского.

Судите сами. Обоих, в большой степени неожиданно для них самих, вознесла в президенты волна внезапно вспыхнувшей национальной революции, которую, как в первом, так и во втором случаях, катализировали внешние факторы – февральская революция в России в 1917-м и многочисленные фальсификации на президентских выборах 2004 года. Оба, в общем-то, не будучи яркими и решительными лидерами, попав в большую политику то ли по недоразумению, то ли по стечению обстоятельств (эсер Грушевский мог оказаться, например, социал-демократом или вовсе остаться беспартийным профессором с таким же успехом, с каким сам-себе-нашеукраинец Ющенко имел все шансы состариться в кресле политически индифферентного банкира или войти отнюдь не первым номером в партию «отца родного Леонида Даниловича», если бы у Кучмы была таковая), оказались в роли вершителей судеб нации. Оба не просто бездарно упустили, а на долгие годы похоронили оказавшийся в их… нет, не грязных, просто в слабых и неумелых руках блестящий шанс Украины на великое возрождение. Оба на старте получили безграничный аванс народного доверия, всеобщий подъем и готовность нации к тяжелому труду и самопожертвованию во имя расцвета сильного и независимого Отечества (о большевистской пятой колонне речь сейчас не идет – это тема отдельного исследования), и оба, приблизительно за одинаковый срок, погрязнув в выяснении межпартийных отношений, интригах, завистливом соревновании амбиций, дележе кресел и портфелей, уничтожили в собственном народе главное: веру в возможность перемен, породили апатию и разочарование, отдав свих сограждан, как подопытных кроликов для жестоких социальных экспериментов, победителям – циничным и расчетливым прагматикам. Оба, как выяснилось, были не такими уж непримиримыми противниками этих самых… экспериментаторов, на войну с которыми так жарко призывали соотечественников, оба быстро нашли общий язык с новой властью, выторговав себе персональную солнечную лужайку, пусть всего с пятачок размером, к тому же обнесенную колючей проволокой. Оба, в конечном итоге, превратились в политических зомби – жалких и презренных для окружающих, но живущих в собственном виртуальном мире – мире грез о своем величии и неоспоримо значительном месте в украинской истории.

Хватит, однако, нанизывать определения. Перечитывая в процессе подготовки этой статьи историю Центральной Рады, я обнаружил там столько красноречивых фактов, столько ошеломляющих параллелей, что казалось – читаешь не мемуары давно умерших политиков, а сегодняшние газеты!.. Вот к этим фактам давайте и обратимся.

Начнем с того, что оба правительства просуществовали почти одинаковый срок: Центральная Рада – с марта 1917 по апрель 1918 (впрочем, даты эти до известной степени относительны, поскольку представляют собой лишь официальные начало и конец, не учитывая факта, что уже со взятием Киева армией Муравьева в январе ЦР фактически прекратила свое существование), «любі друзі» успели похозяйничать с января 2005 по… ну, скажем, ноябрь 2006 (и эти цифры точными никак не назовешь, т. к. всем памятна многомесячная эпопея с формированием оранжевого правительства в начале минувшего года, в качестве же «последней черты» я беру съезд «Нашей Украины», утвердивший таки, с грехом пополам, переход партии Президента в оппозицию).

То, с каким воодушевлением, с какой надеждой народ, уставший от лжи и цинизма кучмовской камарильи, отстаивал на Майдане свое право на свободный выбор, говорить не будем, эти события двухгодичной давности еще свежи в нашей памяти. Совершим короткий экскурс в те несколько месяцев 1917-1918 гг.

8 марта 1917 г., в Петрограде, четыре тысячи лейб-гвардейцев Волынского, Семеновского, Егерского и Измайловского полков, состоявших, в основном, из украинцев, отказались стрелять в мирных демонстрантов и вместо российского триколора подняли революционный флаг. Уже на второй день революции Комитет Петроградской украинской общины выпустил заявление, в котором основным требованием выдвигал немедленное предоставление Украине автономии. 23 марта в Петрограде состоялась огромная манифестация из 20 000 проживавших в Петрограде украинцев, в которой приняли участие и гвардейцы, две недели назад поднявшие красный флаг. Но на этот раз и они, и простые рабочие, и даже казаки-кубанцы шли и ехали по городу под сине-желтыми знаменами. Свидетель этих событий Д. Дорошенко так писал о них в своей «Історії України»: «Маніфестація зробила велике враження на петербурзьке суспільство. Всі газети заговорили про неї і почали містити спеціальні статті про українську справу. Лейтмотивом цих статей було, що українська справа перестала бути академічним питанням, що вона стала актуальною, невідкладною потребою життя, і що російське громадянство мусить уважно вдуматися в його і зрозуміти природу національних домагань українців. В очах столичного громадянства українство відразу зробилося силою, з якою треба рахуватися». Такие же манифестации прошли и в Москве.

1 апреля стотысячная демонстрация состоялась в Киеве. Ядро ее составляли несколько десятков тысяч вооруженных солдат-украинцев, над головами собравшихся реяло 320 жовто-блакитних стягов. На Софиевской площади после выступления М. Грушевского все эти люди стали на колени и торжественно присягнули, что не сложат рук до тех пор, пока не завоюют и не защитят национальных прав Украины.

Все это отнюдь не было пустым эйфорическим порывом. Ярко выраженный национальный характер имели и демонстрации, широкой волной прокатившиеся по всей Украине: в Полтаве, Чернигове, Одессе, Екатеринославе, Харькове многотысячные манифестации проходили под лозунгами: «Хай живе вільна Україна!» и «Хай живе самостійна Україна!». Даже убежденный большевик Г. И. Петровский вынужден был признать: «Огромные массы украинского народа видели в февральской революции 1917 года прежде всего освобождение от ужасов национального гнета».

Уже с первых дней революции разбросанные по фронтам Первой мировой, расквартированные по городам и весям Российской империи солдаты и старшины, стали объединяться в землячества и товарищества. Причем, не в пример остальным военным, тем же революционным матросам, украинцы сохраняли дисциплину и четкую организованность. Не будучи искушенными в политике, нуждаясь в компетентном и целенаправленном руководстве, они, тем не менее, понимали: настало время великих свершений. И лидеры, разделявшие вековые чаяния украинцев о собственном независимом государстве, знакомые с военным делом, видевшие потенциал разбуженной нации, не замедлили появиться и немедленно приняться за создание украинской армии, призванной отстоять шанс, предоставленный им Историей. Среди таких лидеров оказался и поручик Николай Михновский, собравший 29 марта 1917 года «Ширшу Військову Нараду залоги Києва та його околиць». На этом совещании единогласно была принята резолюция: «Негайно приступити до організації власної національної армії, як могутньої своєї мілітарної сили, без якої не можна й помислити про здобуття повної волі України». Как первый шаг к осуществлению этого, постановили немедленно организовать в Киеве «Перший Український Козачий ім. Богдана Хмельницького полк». Прекрасно понимая, сколь недолговечной может оказаться революционная эйфория и сколь заразна анархия, Михновский начал работу в войсках. По словам очевидца, он „ішов до казарм і там проповідував не бунт, не порушення дисципліни, не самовільство, а потребу творити дисципліновану військову силу тільки в новій, національній формі. Він кликав служити своїй національній державі і служити краще, з більшим завзяттям, з більшою відданістю і при більшій суворій дисципліні, якій, во ім'я національного і державного обов'язку, кожен повинен себе добровільно підпорядковувати. І тепер здається декому, що така пропаганда серед солдатської маси була неможлива, бо все штовхало цю масу до непослуху, до анархії, одначе Міхновський ішов проти загальної течії і, дивна річ, на початку він перемагав. Українська солдатська маса в перших часах йшла за ним, а не за тими, що нищили авторитет офіцерства, нищили дисципліну, кликали робити все, що кому подобається». И эта работа принесла результаты. Повсеместно начали создаваться казацкие курени, отряды самообороны.

Буквально за пару месяцев количество украинцев, в том числе, и обладавших немалым боевым опытом и готовых, если понадобится, с оружием в руках защищать независимость своей Родины, достигло приблизительно полумиллиона человек. Казалось бы, о какой опоре еще может мечтать мудрый политический лидер, желающий добра своему народу, не понаслышке знакомый с вековыми чаяниями поколений и поколений украинцев о собственном государстве? И уж кому, как не историку профессору Грушевскому, возглавившему Центральную Раду, было знать об этом, равно как и о том, что именно нерешительность руководителей, «керманичей» нации, их мелочность и склонность к доходящим до предательства компромиссам лишали наш народ возможности воспользоваться очередным историческим шансом, каждый раз, когда Провидение предоставляло ему такую возможность?! Мог ли он, историк, не думать обо всех этих уроках прошлого, мог ли не понимать, что на этот раз судьба нации зависит от него?

Наверняка, не мог, ведь никто пока не оспорил глубины и основательности исторических исследований М.С. Грушевского. Но то – история. А в современности он писал о другом. Вот вам цитата из его программной брошюры «Звідки пішло українство і до чого воно йде»: «Українці не мають наміру відділятися від російської республіки. Вони хочуть задержуватися в добровільній і свобідній зв'язи з нею».

Увы, партийные установки эсера Грушевского оказались сильнее исторической памяти. Вторил ему и его соратник, глава вновь избранного украинского правительства В. Винниченко. Как раз в те дни, когда в Киеве состоялось всеукраинское Вече фронтовиков, потребовавшее немедленного создания украинской армии со всеми родами войск, он писал: «Не своєї армії нам соціял-демократам і всім щирим демократам треба, а знищення всяких постійних армій. Не українську регулярну армію нам треба організовувати, а всіх українців-солдатів освідомити, згуртувати, організувати, українізувати ті частини всеросійської армії, які складаються з українців… Українська демократія повинна в сей час добре пильнувати. Українського мілітаризму не було, не повинно його бути й далі!".

Тогдашние настроения Центральной Рады современник описывает так:

«І на якого лиха цей Міхновський організовує військо? — балакали тоді в колах Центральної Ради. Він до того доорганізується, що якогось генерала над нами поставить. Ми вже, мовляв, з французської революції знаємо, до чого цей мілітаризм в часах революції доводить. Ми до цього ніколи не допустимо!». Не правда ли, «что-то слышится родное» в этом возмущении? Нечто подобное мы услышали 90 лет спустя от «любих друзiв», успевших вовремя подняться на сцену Майдана, но вовсе не желавших включаться в заданный неутомимой Тимошенко ритм социальных преобразований. Она-то понимала, что времени у них у всех совсем немного, энергию разбуженного народа необходимо использовать, а его ожидания ни в коем случае нельзя обмануть. Но разве об этом думали оранжевые победители?..

Итак, партийные программы эсеров и социал-демократов возобладали над здравым смыслом и историческим опытом. Все, что происходило в Украине, разделилось, таким образом, на то, что происходит с ведома и согласия «отцов нации», и на все остальное, автоматически превращающееся во вредное и неправильное. Там же, где действительность отказывалась подчиняться указам, и начавшим появляться приблизительно в это время первым Универсалам, ее следовало не мытьем, так катаньем перекроить под свой шаблон, но ни в коем случае не допустить к власти инакомыслящих.

18 мая 1917 года в Киеве состоялся Первый Всеукраинский войсковой съезд, на котором 700 делегатов от военных организаций, обществ и частей всех армий российского фронта, Балтийского и Черноморского флотов и тыла представляли 1 580 702 украинских военных в русской армии. Демонстративно игнорируя запрет российского военного командования, Съезд утвердил организацию «Першого Українського Козачого ім. гетьмана Богдана Хмельницького» полка. Для завершения формирования военной структуры, Съезд постановил создать Український Генеральний Військовий Комітет как высший руководящий орган украинского военного движения. Видя, что остановить это движение на данном этапе не удается, руководство Центральной Рады решило его возглавить, а затем развалить изнутри. Для этих целей руководство УГВК был разбавлено своими людьми, вернее, там была создана такая их концентрация, что Н. Михновскому, оказавшемуся там практически в одиночестве, пришлось, в конце концов, покинуть Комитет, а вскоре Центральная Рада отправила его… на румынский фронт, с глаз долой, из сердца вон. Трудно и тут не вспомнить премьерство Юлии Тимошенко при полностью враждебном и практически не подчиняющемся ей Кабмине, но не будем отвлекаться.

Генеральным секретарем военных дел стал Симон Петлюра, штатский без малейшего военного опыта, чьей главной заслугой, обеспечившей ему столь высокое место, оказалось… членство в социал-демократической партии. Говоря сегодняшним языком, «он стоял на Майдане». О том, к чему привело это партийно-военное руководство, поговорим чуть позже, а пока – еще пару цитат из М. Грушевского и В. Винниченко. Например, вот одна, весьма характерная. На губернском кооперативном съезде Киевщины 27-28 марта 1917 г. Грушевский был избран почетным председателем. Когда под бурные аплодисменты делегаты провозглашали лозунги: «За вільну Україну, за самостійність!», Грушевский подал на утверждение съезду такую резолюцію: «Тільки демократична, федеративна республіка в Росії з національно-територіяльною автономією України, з забезпеченням прав національних меншостей, забезпечить права нашому народові». Не отставал от него и В. Винниченко. В частности, в своем письме в газету «Киевская мысль» в октябре 1917 г. он писал, что всегда считал «самостійництво тою ідеєю, котра виходила швидше з розпуки, з мрій, з емоції її прихильників, а не з об'єктивної можливости і необхідности». «Революція, - поучал Винниченко, — знищила царизм, а з ним і всякі підстави самостійництва і тому ідеалом українського народу мусять бути не самостійність України, але — федерація Російської республіки».

И ведь нельзя сказать, что думать по-другому на тот момент у них не было никаких оснований. Достаточно почитать хотя бы «Відродження нації» — мемуары того же Владимира Винниченко, чтобы стало ясно: с самого начала Россия не давала поводов для каких бы то ни было иллюзий относительно своих намерений (хотя на первых порах и сохраняла еще подобающую случаю риторику о праве наций на самоопределение). Российские революционеры тогда, так же российские политики сегодня, неизменно ломались на оселке украинского вопроса. Но в России заправляли социально близкие социал-демократы, эсеры, кадеты, набирали силу большевики, их риторика была близка и понятна руководителям Центральной Рады в то время, как призывы к созданию национальной армии, к защите своих прав и свобод исходили от хоть и соотечественников, но чуждых, территориально близких, популярных в народе и – о, ужас! – в армии, а потому опасных. Доведенная до абсурдных взаимоисключающих крайностей многовекторность выглядела куда как уютней. Правда, ни самого этого слова, ни видового определения «любі друзі» выдумано еще не было, но основы современной парадоксальной политики Виктора Андреевича были заложены тогда, в далеком 1917, его духовными предтечами – Михаилом Грушевским и Владимиром Винниченко.

Нашего помаранчевого гаранта, конечно, трудно обвинить в беззаветной любви к Белокаменной, но объективно его, неизвестно на каких откровениях основанная, вера в собственное мессианство, его готовность приносить ближайших соратников, преданнейших патриотов в жертву партийным интересам и собственному страху перед сильными конкурентами, выглядит в свете данных исторических изысканий явлением того же порядка, что и поведение руководителей Центральной Рады, всего лишь за год приведшее Украину к катастрофе.

Вернемся, однако, к Центральной Раде. Догматизм ее руководителей, их безоглядная уверенность в исключительном владении знанием о том, что именно нужно Украине, непримиримость к тем, кто эту исключительность подвергал сомнению, вскоре стали приносить плоды. Мощная и хорошо организованная большевистская пятая колонна ни на день не прекращала систематической и четко нацеленной на конечный результат работы, а пребывавшие при власти социалисты и эсеры, не жалея сил, помогали им. Глава правительства В. Винниченко писал: «все представництво укр. соціал-демократії не мало ніякої потреби добиватись цієї форми національного забезпечення [автономии в составе Российской федерации]. Що ж до самостійности, то ми навіть вважали небезпечною для революції ідею сепаратизму, бо вона могла розбити революційні сили всієї Росії». Еще откровеннее относительно украинской независимости высказывались эсеры. Один из их представителей, В. Коряк, а апреле 1917 г. В Харькове, на губернском съезде, назвал украинский флаг «синьо-жовтою ганчіркою» — лексика, вполне созвучная большевистской.

И ладно бы, все ограничивалось словами. Следуя своим партийным установкам, Центральная Рада разоружала и распускала украинские военные формирования, отправляла входивших в них военнослужащих на русский фронт, подальше от Киева и вообще от Украины. И еще – выпускала Универсалы. Вызывавшие кратковременные всплески энтузиазма в народе, но ничем не подкрепленные ни внешне-, ни внутриполитически.

А что до народа, поверившего в возможность осуществления своих вековых чаяний, облекшего властью и доверием Грушевского, Винниченко, Петлюру? Центральная Рада знала, чем этот народ занять. Она устраивала… национально-революционные народные забавы: «він [народ] бачив, як його «рідна» українська влада старалася «імпонувати» йому, привабити його пошану парадами, молебнями, гучними церковними дзвонами й червоними шапками. Генеральний секретарь військових справ С. Петлюра, спеціаліст по части молебнів і всяких інчих декорацій та реклам, покладав особливу надію в рятуванню української державности від большевицької пропаганди на… кольорові шапки.

Він пресерйозна запевняв, що червоні шлики на шапках роблять на «козаків» просто гіпнотизуюче вражіння. За червону шапку «козак» готов на все» (В. Винниченко, «Відродження нації»).

Впрочем, цену Петлюре как Верховному главнокомандующему и его соратники, и весь украинский народ узнали очень скоро. Как бы ни старались «національно свідомі» историки, им так и не удалось разыскать сколь-нибудь значительных военных побед, одержанных руководимой им армией (вернее, тем сбродом из погромщиков и разноцветных батек-атаманов, наскоро собранных по сусекам после того, как жареный петух нашел-таки свою любимую мишень на расшитой галуном заднице Генерального военного секретаря, а хорошо организованные и вооруженные военные были им же распущены, отправлены на фронт, распропагандированы и снова вооружены большевиками). Увы, на этот счет нам нечего вписать в учебники новой независимой Украины. Анализировать же причины такой «недостачи» учителям и профессорам сегодня не с руки – слишком прозрачные получаются ассоциации.

И все-таки народ не хотел хоронить свои надежды. Непонятной и, если вдуматься, предательской политике Центральной Рады пытались придумать пусть не логичные, но хотя бы приемлемые объяснения. «Люди з провінції, — пишет в своих воспоминаниях Юрий Тютюнник, — страшенно ідеалізували те, що робилося на верхах українського життя, в Києві, придумуючи різні мудрі причини для пояснення того, що здавалося їм там незрозумілим або хибним. Так на провінцію доходили чутки про дивну поведінку лідерів Центральної Ради в справі організації українського війська, — про те, що Центральна Рада виступає проти такої організації, — але в серйозність цих виступів і в самоубивчу політику української соціялістичної демократії на провінції не вірили. Давали таке хитре пояснення: Міхновський веде організацію війська на підставі таємної умови з лідерами Центральної Ради, але ці, щоб приспати увагу петербургського правительства. удають, ніби між ними і Міхновським незгода».

Вспомните-ка, какие объяснения придумывали сторонники Виктора Андреевича его «многовекторной» политике. Как мучительно пытались понять, почему это объединение Мороза с Януковичем – неслыханное вероломство, а вот союз «Нашей Украины» с Партией Регионов – единственно правильный шаг во имя объединения нации, исполненный высокого смысла. Почему Президент бесконечно говорит о европейском выборе, а мы от Европы дальше, чем были при Кучме… Но и они знали не все. Иной раз, пообщавшись в неофициальной обстановке со свидетелями тех или иных, как оказывается, исторических событий, так, увы, и не ставших историей, поражаешься: «Боже, как близки мы были к победе, Господи, как бездарно мы ее упустили!» Все знают о том, как горячо ратует Виктор Андреевич за единую поместную Церковь. Все слышали его, исполненные проникновенной «туги» спичи на эту тему. А вот, что рассказал мне человек, лично побывавший со вновь избранным Всенародным на аудиенции у Вселенского Патриарха. Игорь Юхновский, входивший в состав той небольшой делегации, почтительно, но твердо заявил Патриарху: «Ваше святейшество, мы не выйдем отсюда, пока Вы не предоставите автокефалии Украинской Церкви». Патриарх, заметно взволнованный, пристально-вопросительно взглянул на Ющенко. На него же обратились глаза соратников… Виктор Андреевич промолчал…

Народная вера, энтузиазм, готовность к тяжелому каждодневному труду и даже самопожертвованию не могут существовать сами по себе. Не встречая поддержки, они рано или поздно иссякают, уступая место апатии, озлоблению, или вовсе меняя вектор. Порой — на прямо противоположный. Слишком поздно это поняли грушевские-винниченки-петлюры, но хорошо знали эту истину большевики. И вовсю заполняли пустовавшие «святые места». Ведь известно, если в душе не находит места Бог, там легко совьет гнездо дьявол… И года не прошло после стотысячного вече на Софиевской площади, и вот уже те самые люди, что на коленях присягали М. Грушевскому в верности Украине, «з зневагою, люттю… мстливим глумом… говорили про Центральну Раду, про Генеральніх секретарів, про їхню політику… вони разом висміювали й усе українське: мову, пісню, школу, газету, книжку українську. Ті самі салдатські маси, які ще ж так недавно просто палали національним чуттям, яких треба було, на думку большевицьких фронтових комісарів, на фронт одислати, бо інакше справитись не можна було, ці маси раптом десь і через щось загубили своє таке сильне чуття й загубили до того, що аж до ненанвисті дійшли» (В. Винниченко, «Відродження нації»).

И действительно, с чего бы это? Центральная Рада ведь так заботилась о подъеме национального самосознания: митинги, молебны, парады сменяли друг друга… Ну, конечно, до социальных вопросов дело не доходило, так ведь не все ж сразу! Ну, было дело, всеми правдами и неправдами избавлялись от нарушителей спокойствия, от тех, кто, поверив в красивые и громкие лозунги, что раздавались на майданах по всей Украине, решил, было, что те, кто, стоит наверху, на трибуне и дирижирует «ганьбой» и «славой», дружно вырывающимися из глоток тех, кто собрался внизу – один народ, и цели у них, значит, единые. Так и тут ведь большого греха нет – радикалы-то эти требовали, считай, невозможного, чтобы слово тут же оборачивалось делом, под ногами путались, не понимали, что тем, кто сверху, виднее, что и когда начинать… Вот еще годик-другой поукраинизуем нацию, воспитаем настоящих, управляемых, патриотов, уладим свои партийные недоразумения, а потом и за социалку возьмемся… И вообще – мы такие интеллигентные, образованные, легитимно избранные, а вокруг всякая шантрапа вьется, на власть нашу зарится, некультурно они себя ведут, не по-парламентски, не по-европейски как-то…

Ну, дальнейшее всем хорошо известно: 6-тысячная армия Муравьева, расстреливающая на улицах Киева без суда и следствия за вышиванку, за украинскую речь, за отсутствие мозолей на руках… Вылавливающая по школам учителей украинского, срывающая со стен, топчущая портреты Шевченко. Бессмысленная и страшная жертва 300 студентов под Крутами (еще один земной поклон Военному Секретарю Петлюре), ад чрезвычайки, короче, советская власть пришла. Новая власть. В том числе, из Донецкой Федеративной Советской республики, между прочим…

Итальянский коммунист Антонио Грамши писал, что сила любой власти определяется не численностью армии или полиции, не силой репрессивного аппарата, а тем, сколько людей выйдет на улицы защищать ее, если потребуется. На защиту Центральной Рады не вышли ни украинские полки, носящие славные и грозные имена Полуботка и Хмельникого, давно уже распропагандированные большевиками, ни даже сечевые стрельцы Евгения Коновальца, которого при всем желании нельзя объявить заблудшей жертвой красной пропаганды. Не было ни демонстраций, ни забастовок. Просто некого стало защищать. Да и незачем.

Но я уже слышу резонный вопрос читателя, пробившегося сквозь толщу цитат до этого места: «Но причем здесь Винниченко, Петлюра и прочие? Речь-то шла о Грушевском. Он-то где? Он здесь при чем?» В том-то и дело, что практически ни при чем. Сколько бы вы ни изучали историю Центральной Рады, вы не найдете ни одного момента, где слово ее главы – профессора Михаила Грушевского — оказалось по-настоящему решающим, где он, заметив колебания и растерянность соратников, вовремя разгадав хитроумные интриги врагов украинской государственности, швырнул бы на чашу весов свое веское слово, использовал весь свой немалый авторитет, и сломил ситуацию, вывел ее из тупика, повернул штурвал истории в правильном направлении. Увы, историку Грушевскому было не до того: не раз и не два на заседаниях Центральной Рады он был занят по-настоящему ответственным делом – проверял работы своих студентов или правил собственные научные труды… Хорошо, хоть пчеловодством не увлекался, а то и вовсе мог бы застрять на пасеке.

Но ошибкой было бы думать, что в историю он вошел случайно, помимо своей воли. Отнюдь, как показала практика, пожилой профессор был вовсе не чужд того, что по-английски очень удачно называется «bells and whistles» — «бубенцы и свистульки» — внешней мишуры, связанной с его постом, им же самим превращенным в бутафорское кресло. Кстати, видимо, именно потому и оказался столь ненавистен и ему, и его ближайшему соратнику, Председателю Совета министров ЦР Владимиру Винниченко, гетман Скоропадский – куда более ненавистен, между прочим, чем устроившие в Киеве кровавую баню большевики – что занялся непоказной, рутинной, но единственно необходимой государственной работой: создал демократический суд (Винниченко не раз поминал в своих мемуарах, мол, мы понимали, что надо было бы реформировать нашу судебную систему, да за митингами все как-то руки не доходили, так что вывеску мы сменили, а все остальное оставили, как раньше, как было еще при царизме), открыл Национальную академию наук, множество украинских высших учебных заведений. Но то – «немецкий ставленник» Скоропадский, который за несколько месяцев сделал для Украины больше, чем пламенные «національно-свідомі» патриоты почти за год заседаний в Центральной Раде. У Грушевского же были дела поважнее. Он подписывал Универсалы. Последний, четвертый, так высоко чтимый нашими национал-патриотами, вышел уже тогда, когда читать его было некому – муравьевцы, практически не встречая сопротивления, резали тех немногих, плохо вооруженных и почти совсем необученных идеалистов – преимущественно студентов – кто, несмотря ни на что, все еще сохранял верность Центральной Раде – не людям, ее представлявшим, разумеется, но самому символу украинской независимости и государственности, по всей стране брали в руки власть Комитеты рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, а в самой ЦР шли бесконечные дебаты о том, кто больше виноват в случившемся. Разумеется, авторы этого бессмысленного в своей запоздалой пафосности воззвания прекрасно отдавали себе отчет, как отнесутся к листку с красивыми, и, в общем-то, правильными, но на год запоздавшими словами входящие в столицу безжалостные победители. Но разве ж для того выпускался четвертый Универсал, чтобы стать непреложным законом? Нет, он был нужен, чтобы оставить в истории имена его авторов. Для того же, собственно, фактически под огнем российских орудий, ведущих прицельный огонь по дому прекраснодушного профессора (Грушевский, не оставивший мемуаров о своем бесславном правлении, признавался как-то, что только тогда перестал верить в добрые намерения России, когда увидел, как революционные солдаты разрушают его жилище, бойня под Крутами, выходит, оказалась недостаточным аргументом), Председателя Центральной Рады срочно провозгласили Президентом Украины. Вдумайтесь: не управляя уже ничем, потеряв власть, авторитет, не влияя ни на что, он пробыл президентом… всего один день! Фактически президентом… Киева. И для чего? В чем был смысл этого символического жеста? В том, чтобы войти в учебники истории? В надежде, что со временем из памяти поколений сотрется все, что предшествовало этой инаугурации, подозрительно напоминающей присягу, приносимую Виктором Ющенко в пустом зале Верховной Рады горстке соратников, запомнятся лишь благие намерения и красивые слова, так и